Сергей Михеенков - Солдатский маршал [Журнальный вариант]
24 мая 1945 года Правительство СССР устроило торжественный приём в честь победителей — командующих войсками и соединениями. К 20.00 в Георгиевский зал Большого Кремлёвского дворца прибыли маршалы и генералы, конструкторы–оружейники, люди, которые внесли значительный вклад в гигантскую работу страны, принесшую Победу. Белый Георгиевский зал был выбран не случайно, он — «один из орденских залов, где воплощена идея памяти о многих поколениях людей, служивших России и отличившихся в сражениях за неё». Сталин произнёс тост, который поразил многих: «Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение».
В. М. Молотов, который управлял сюжетом торжества в роли тамады, произнёс тост за командующих войсками. Первым прозвучало имя маршала Жукова. Вторым — Конева. «За маршала Конева — героя боев на Украине, освободителя Праги, полководца, войска которого вместе с войсками Жукова ворвались в Берлин…» Затем прозвучали имена Рокоссовского, Говорова, Малиновского, Толбухина, Василевского, Баграмяна, Мерецкова, Ерёменко.
Конев и Жуков. Жуков и Конев. Их всегда называли и называют, ставили и ставят вместе, в один ряд. И этот ряд — их слава и их крест.
А с запада на восток, через Польшу, Чехословакию, Восточную Пруссию, Румынию тем временем шли поезда с победителями. Вчерашние бойцы, миномётчики и артиллеристы, сапёры и танкисты, под трофейные аккордеоны и русские гармошки, с которыми прошли всю войну, пели: «Давно мы дома не были…» Песня была написана поэтом Алексеем Фатьяновым и композитором Василием Соловьёвым — Седым в мае в Берлине. В ней, в первой редакции, непричёсанной, авторской, кстати, были такие слова:
Зачем им зорьки ранние,
Коль парни на войне В Германии, в Германии,
В проклятой стороне.
Последняя строчка, согласно дружественной политике по отношению к германскому народу, была вскоре исправлена: «…в далёкой стороне».
Что ж, время шло, ветра менялись и требовали не только новых песен, но и редактирования старых.
Глава тридцать седьмая
ВЕНА
Черчилль: «В моих глазах советская угроза уже заменила нацистского врага…»
После торжеств Конев из Москвы сразу же отправился в Вену.
Во время подготовки к параду победы он неоднократно встречался с маршалом Толбухиным, войска которого в это время стояли в Австрии, но уже начали передислокацию в Болгарию и Румынию. Их казармы должны были занять части 1‑го Украинского фронта. 10 июня 1945 года, за две недели до парада, Конев получил официальное назначение на должность Главнокомандующего Центральной группой войск и Верховного комиссара по Австрии.
Именно в Австрии в те дни неожиданно возник клубок противоречий новой Европы. Сталину разведка донесла о том, что британский премьер Черчилль агрессивно настроен к СССР и приказал не уничтожать немецкие самолёты, танки и другую военную технику, а складировать её, консервировать. Концлагеря союзников были переполнены немецкими солдатами и офицерами. В них сохранялась воинская дисциплина и порядок. Солдаты были сведены в роты. Черчилль разослал телеграммы Эйзенхауэру и Монтгомери с соответствующими указаниями. Свои настроения этого периода он сформулировал так: «В моих глазах советская угроза уже заменила нацистского врага».
Союзников и, в первую очередь, Черчилля пугали советские дивизии, стоявшие по линии соприкосновения, а в некоторых местах и глубже на запад. Сталин не торопился их отводить.
12 мая. Черчилль — Трумэну:
«1. Я глубоко обеспокоен положением в Европе. Мне стало известно, что половина американских военно–воздушных сил в Европе уже начала переброску на Тихоокеанский театр военных действий. Газеты полны сообщений о крупных перебросках американских армий из Европы.
Согласно прежним решениям, наши армии, по–видимому, также заметно сократятся. Канадская армия наверняка будет отозвана. Французы слабы, и с ними трудно иметь дело. Каждый может понять, что через очень короткий промежуток времени наша вооружённая мощь на континенте исчезнет, не считая умеренных сил, необходимых для сдерживания Германии.
2. А тем временем как насчёт России? Я всегда стремился к дружбе с Россией, но так же, как и у Вас, у меня вызывает глубокую тревогу неправильное истолкование русскими ялтинских решений, их позиция в отношении Польши, их подавляющее влияние на Балканах, исключая Грецию, трудности, чинимые ими в вопросе о Вене, сочетание русской мощи и территорий, находящихся под их контролем или оккупацией, с коммунистическими методами в столь многих других странах, а самое главное — их способность сохранить на фронте в течение длительного времени весьма крупные армии. Каково будет положение через год или два, когда английские и американские армии растают и исчезнут, а французская ещё не будет сформирована в сколько–нибудь крупных масштабах, когда у нас, возможно, будет лишь горстка дивизий, в основном французских, тогда как Россия, возможно, решит сохранить на действительной службе 200–300 дивизий?
3. Железный занавес опускается над их фронтом. Мы не знаем, что делается позади него. Можно почти не сомневаться в том, что весь район восточнее линии Любек, Триест, Корфу будет в скором времени полностью в их руках. К этому нужно добавить простирающийся дальше огромный район, завоёванный американскими армиями между Эйзенахом и Эльбой, который, как я полагаю, будет через несколько недель — когда американцы отступят — оккупирован русскими силами».
Черчилль чувствовал коварство «дядюшки Джо», как он называл Сталина. Сталин, в свою очередь, чувствовал коварство Черчилля. Война закончилась. Победители жадно делили трофеи. Стороны смотрели друг на друга через демаркационную линию в бинокли, как ещё вчера смотрели на позиции вермахта и СС.
Тогда же, 12 мая 1945 года, союзниками был утверждён план под кодовым названием «Немыслимое»: атака советских войск по всей тактический линии; 47 американских и английских дивизий, 10 германских, воздушные армады готовы были продолжить войну, имея перед собой уже другого противника. Но план был забракован как неосуществимый. Англичане побоялись начинать эту войну, потому что имели перед собой Красную Армию, которая была значительно сильнее, и, по расчётам их штабов, результаты новой войны могли быть непредсказуемыми.
По всей вероятности, союзники, верстая «Немыслимое», одновременно испытывали тот же ужас, что и перед высадкой в Нормандии.
Сталину стало ясно, что армии в Европе придётся держать ещё долго. А это означало, что война для советского народа закончилась только на фронтах, тяготы тыла продолжаются: войска надо было обеспечивать, содержать.
Правда, рабочий день был сокращён с 11-ти до 8-часового. Отменены обязательные сверхурочные. И ещё: пройдя через фильтрационные лагеря, вернулись из плена 1 миллион 836 552 человек (из 4 миллионов 560 000). Около миллиона из них тут же направлены в армию, 600 000 — на работу в промышленность в составе рабочих батальонов, 233 400 человек — в лагеря НКВД.
Конева направляли в Австрию.
Вена была взята нашими войсками 13 апреля 1945 года. Союзники в боях на территории Австрии не участвовали. Однако подвергли сильной бомбардировке восточную часть города, уничтожив много памятников архитектуры. Согласно договоренностям глав государств–победителей, Вена, как и Берлин, делилась на оккупационные зоны. Их было четыре: советская, американская, английская и французская.
Говорят, когда Кейтель подписывал акт о капитуляции Германии, увидев среди офицеров армий–победительниц французов в парадных мундирах, воскликнул: «Как!? И этим мы проиграли!?»
Итак, Конева направляли в Вену.
Но перед отъездом ему предстояло решить проблему не менее тяжёлую и важную — определить свои дальнейшие взаимоотношения с женой Анной Ефимовной.
Они встретились. Состоялся разговор. И Конев понял окончательно, что никакого будущего в их отношениях нет и быть не может. Решение было обоюдным. Не было ни вздохов, ни слёз, ни заламывания рук. Анна Ефимовна тоже уже жила своей жизнью.
Когда он уходил, Анна Ефимовна спросила:
— Куда ты теперь?
— В Вену. Сколько пробуду там, не знаю.
Она попросила разрешения приехать к нему. Он согласился. Но тут же уточнил, чтобы приезжала с детьми и что никаких отношений в связи с этим приездом у них быть не может. Она согласилась.
Уже из Вены он прислал ей письмо. Это письмо сохранилось в архиве Анны Ефимовны:
«Здравствуй, Нюра! Каждая встреча с тобой крепко взвинчивает мои нервы и бередит старые раны. Сейчас моя язва начинает понемногу подживать. Доктора настаивали на том, чтобы отправить меня в Москву, но в связи с улучшением пока воздержусь. Я не возражаю против твоего приезда с ребятами ко мне, но учти моё состояние. Я жду тебя как хорошего друга, но не как жену, тут у нас всё кончено. До конца жизни постараемся не вспоминать старое… Не беспокойся насчёт своей жизни: как она была обеспеченной, так будет обеспеченной и дальше. Будь благоразумна.
